Развод, который стоил ему свободы

Этап первый. Письмо, которое переворачивает всё

Марина долго сидела над раскрытой папкой, пока буквы не начали плыть.

Роман, его мать Лариса Сергеевна, Вероника Павлова — лицо кукольное, губы бантиком, шуба до пола. Переводы, выписки, чеки из ювелирных, договор аренды «их» квартиры, купленной на деньги, которые она брала «на ремонт».

Отец всё видел. Всё понимал. И молчал, потому что его самого держали за горло старой ошибкой: когда-то он доверил бухгалтерию “своему человеку” и едва не сел за чужие махинации. Тогда Романа в их жизни ещё не было, но тот самый «человек» успел стать дядей Вероники.

Шантаж — любимая игра этой семейки.

Марина отложила бумаги и снова перечитала письмо.

«Не прощай. Живи. Всё, что я смог сделать — подготовить почву. Остальное за тобой, доченька».

Она достала телефон и набрала номер, записанный на отдельном листке:
«Костюк Артём Сергеевич — следователь по экономическим преступлениям».

— Алло?
— Артём Сергеевич? Здравствуйте. Меня зовут Марина Акулова. Иван Петрович Ветров дал ваш номер. Он сказал, вы ждёте моего звонка.

Пауза.

— Жду уже два года, — спокойно ответил мужской голос. — Вы готовы забрать у бывшего мужа всё, что он так красиво украл?

Марина вздохнула.

— Я готова вернуть своё. И то, что он украл у моего отца.

Этап второй. Триумф Романа

Тем временем Роман уже праздновал победу.

Кафе на углу их дома, привычное место: высокий потолок, кожаные диваны, музыка где-то на фоне. За столом — Лариса Сергеевна, подружка Вероника и парочка его коллег, «понимающих мужиков», которым он за кружкой пива любил рассказывать, как грамотно «разруливает» семейные дела.

— Ну что, господа, — Роман поднял бокал. — Официально: квартира в центре — моя. Машина — моя. Дача — тоже отходит мне, как единственному владельцу. А все кредиты — на Маришу. Было бы за что бороться, а?

Коллеги захохотали.

— Слушай, ну ты монстр, — завистливо сказал один. — Так развести бабу… уважуха.

— Не бабу, а бывшую жену, — поправила Вероника, наклоняясь к нему и вызывающе проводя ногтем по его руке. — А нам теперь можно жениться официально. На свободе же?

— На свободе, сынок! — Лариса Сергеевна сияла. — Я тебе говорила: умная мать — половина успеха. Если бы не моя идея с «психологическим давлением», она б ни за что не согласилась кредитами остаться.

— Да чего там давить, — отмахнулся Роман. — У неё характер мягкий, папочка её избаловал. Пару месяцев намёков — и сама решила «по-честному» всё оформить.

Он не знал, что в этот момент в районном отделе СК уже регистрируют заявление от Марины Акуловой, прикладывая к нему флешку с отсканированными документами.

Этап третий. Начало игры по-взрослому

В кабинете следователя Костюка было жарко. Пахло кофе и бумагой.

— Итак, — он перелистывал папку, ту самую, что собрал её отец. — Ваш покойный отец был директором сети пекарен и фактически владельцем. Перед смертью переоформил на вас долю в уставном капитале, но не сообщил об этом мужу?

— У меня не было мужа, — поправила Марина. — Не в том смысле, как вы говорите. Был человек, зарегистрированный в загсе рядом со мной, но никак не партнёр.

Костюк усмехнулся:

— Хорошо сказано. Значит, вот здесь… — он ткнул ручкой в распечатку переписки. — Лариса Сергеевна пишет вашей двоюродной сестре, что «старый скоро откинет копыта, и мы с Ромкой всё оформим через Маринку, она у нас под каблуком».

Марина сжала пальцы.

— Они пытались заставить отца переписать бизнес на Романа. А он сделал наоборот.

— И ещё, — следователь перевёл взгляд на неё. — Согласно этим выпискам, ваш муж и Вероника Павлова использовали ваши кредитные карты без вашего ведома. Есть подписи, подделка очевидна. Плюс вывод средств с расчётного счёта пекарни на ИП вашей свекрови.

Он откинулся на спинку кресла.

— В двух словах: у нас здесь мошенничество в особо крупном, уклонение от налогов, отмывание. И попытка имущественного мошенничества с бракоразводным процессом.

— Это значит…

— Это значит, что мы возбудим уголовное дело. Но нам нужна ваша помощь.

Марина кивнула.

— Что угодно.

— Вы сказали, сегодня было заседание по разводу, — уточнил Костюк. — Есть свежие решения суда. И ваш муж только что переписал на себя всё, что можно?

— Да.

— Прекрасно, — в его голосе прозвучало странное удовлетворение. — Это доказывает умысел — он заранее знал, что имущество приобретено на ваши деньги, но целенаправленно пытался лишить вас прав. А теперь — самое интересное.

Он вытащил из стола ещё одну папку.

— Ваш отец когда-то взял Романа к себе в компанию, помните?

— Да. Два года он числился замдиректора.

— Формально — да. Фактически он подписал все документы по сомнительным сделкам, которые устроили его дружки-налоговики. Ваш отец тогда, по сути, подложил ему мину: сохранил оригиналы писем и аудиозаписи разговоров. На них Роман сам хвастается, как «проводит схемы».

Марина уставилась на следователя.

— Папа… специально?..

— Ваш отец понимал, с каким человеком имеет дело, — спокойно сказал Костюк. — И решил, что если тот когда-нибудь попытается забрать у вас всё, — у нас будет чем крыть.

Он встал.

— Сейчас я отправлю ходатайство в суд об аресте имущества Романа Киселева. Его новоявленная квартира, машина, дача — всё будет под обеспечительными мерами. А чуть позже, когда он попытается ими распорядиться…

— Его уже будут ждать?

— Именно.

Этап четвёртый. Час торжества

Роман вернулся домой ближе к вечеру, уже изрядно навеселе.

Лариса Сергеевна хлопотала на кухне, накрыв поляну: селёдка, оливье, шампанское, «торт победы». Вероника, переодетая в домашние леггинсы и свитер, сидела за столом и листала в телефоне фото новой шубы.

— Ну что, — Лариса налила сыну полный бокал. — Теперь ты свободен и при машинах-квартирах. Осталось только Маринку с кредитами оставить в прошлом.

— Она уже в прошлом, — ухмыльнулся Роман, чокаясь с Вероникой. — Завтра подадим заявление о регистрации брака. Я хочу, чтобы ты уже официально стала Киселёвой, а не какой-то там Павловой.

Вероника кокетливо прикусила губу.

— Ой, даже не верится. Надеюсь, твоя бывшая не устроит сцену?

— Пусть попробует, — фыркнул он. — Она теперь никто. Пенёк с долгами.

Телевизор на кухне бубнил фоном, показывая новости. Роман не слушал, пока вдруг не услышал знакомую фамилию:

«Следственный комитет возбудил уголовное дело в отношении должностных лиц ООО „ХлебДом“ по факту уклонения от уплаты налогов и незаконного вывода денежных средств на счета третьих лиц…»

Роман дёрнулся.

— Потише! — рявкнул он на мать.

На экране мелькнул логотип — старый, знакомый. Пекарня, которой владел тесть, а теперь, по документам, и он вроде бы как числился совладельцем… по крайней мере, так считал.

«Среди подозреваемых — бывший заместитель директора компании, гражданин Киселев Роман Сергеевич…»

У него застучало в ушах.

— Это что ещё за бред?

Вероника побледнела.

— Ром, они… про тебя сейчас сказали?

— Да не могло… — он сорвался с места, в панике выдернул провод из розетки, но было поздно — слова уже прозвучали.

— Мам… — он обернулся к Ларисе. — Ты слышала?

— Слышала, — лицо свекрови каменело. — Ну ничего, отмажемся. Ты у нас белый и пушистый.

Телефон Романа завибрировал. Номер незнакомый.

— Алло!

— Роман Сергеевич Киселев? Вас беспокоит старший следователь Костюк Артём Сергеевич. Вам необходимо в течение часа явиться в следственный отдел для дачи показаний по делу №…

— Да вы что, с ума сошли? — взорвался Роман. — Я никуда не поеду, у меня сегодня праздник! Всё через адвоката!

— Уведомляю вас, — голос в трубке остался спокойным, — что в случае неявки к вам будет направлена следственно-оперативная группа.

Роман матернулся, сбросил вызов.

— Пугают, — пробормотал он. — Думают, я испугаюсь.

Через десять минут в дверь позвонили.

Этап пятый. Обшук и арест

Дверь распахнулась, едва Лариса повернула замок.

— Следственный комитет, — показали удостоверение. — Киселев Роман Сергеевич здесь проживает?

— А что случилось? — попыталась заступиться мать. — Может, вы сначала объясните?..

— Покажите постановление! — заорал Роман, но голос его дрогнул.

Следователь Костюк шагнул в прихожую, протягивая бумаги.

— Постановление суда на проведение обыска и арест имущества, находящегося в собственности гражданина Киселева.

Роман выхватил лист, пробежал глазами. Печать суда, подпись судьи — всё по-настоящему.

За спиной уже шныряли оперативники: один направился в кабинет, другой — в спальню, третий достал из сумки пакеты для улик.

— Так, граждане, спокойно, — произнёс младший опер. — Где сейф?

— Какой ещё сейф?! — взвилась Лариса.

— Тот, в котором вы храните документы на квартиру, машины и наличные, — сухо уточнил Костюк. — Не тратьте наше и своё время.

Роман хотел возразить, но взгляд следователя был такой, что слова застряли в горле. Сломанный инстинкт делового хищника вдруг дал сбой.

В кабинете вывернули все ящики. Нашли конверты с наличкой, документы на только что «выигранную» квартиру, договор купли-продажи машины, расписки от знакомых, которым Роман выдавал деньги под проценты.

— Всё это подлежит аресту, — пояснил Костюк. — До окончания расследования вы не имеете права распоряжаться имуществом.

— Да вы не имеете права! — истерила Вероника, уже успевшая переодеться и пытаться спрятать в сумку пару драгоценностей.

— Имеем, — спокойно ответил Костюк. — Эти часики, кстати, тоже куплены на деньги с обналиченных счетов. Прошу положить на стол.

Через полчаса квартира выглядела так, будто по ней прошёлся ураган. На столе лежали аккуратно сложенные и занумерованные конверты с изъятыми деньгами и документами.

Роман сидел на диване, бледный, с трясущимися пальцами.

— Вы меня не посадите, — пробормотал он наконец. — У меня связи.

— Связи — это хорошо, — кивнул Костюк. — В СИЗО скучно без знакомств.

Он повернулся к Ларисе.

— Вам придётся пройти с нами как свидетелю. Плюс у нас есть интересные документы по ИП, зарегистрированному на вас. Полагаю, вы хотели «оптимизировать» налоги сына?

— Это всё мой бухгалтер! — зашипела она. — Я ничего не знаю!

— Узнаете в ходе следствия, — спокойно сказал следователь.

Роман вдруг вспомнил: ещё утром он смеялся над Мариной в суде. В голове звучал собственный голос: «Квартира и машина мои. Кредиты её».

Теперь он слышал только другое:

«Квартира и машина арестованы. Свобода — условна».

Этап шестой. Суд наоборот

Через полгода в том же здании городского суда проходило совсем другое заседание. На скамье подсудимых — Роман Киселев, рядом — его мать Лариса.

У дверей зала суда собрались журналисты местных новостей: «Развод века обернулся уголовным делом». Их интересовали подробности, они ловили каждое слово.

Марина вошла последней, в строгом тёмно-синем костюме, с аккуратно собранными волосами. Теперь она была не «вечно уставшей супругой», а владельцем сети пекарен, где количество точек выросло с семнадцати до двадцати четырёх.

Она села на скамью потерпевших и встретилась взглядом с Романом. В его глазах читалась смесь ненависти и отчаяния.

Судья зачитывал обвинение:

— …совместно и по предварительному сговору с использованием служебного положения, осуществили вывод денежных средств в размере двадцати двух миллионов рублей, что повлекло причинение особо крупного ущерба…

У Марины перед глазами всплывали кадры: отец за кухонным столом, испачканный мукой, пекущий булочки; его смех, когда он говорил: «Бизнес — это не про деньги, а про ответственность».

«Я выполнить твою просьбу, папа, — подумала она. — Я не простила».

Свидетелем вызвали её. Ей пришлось рассказывать, как муж убеждал её оформлять кредиты «на ремонт и развитие семейного бизнеса», как она подписывала бумаги, доверяя ему. И как узнала о романе с Вероникой.

Адвокат Романа пытался представить её «обиженной женщиной», мстящей бывшему супругу, но папки с документами, записи разговоров и финансовые экспертизы говорили сами за себя.

В заключительном слове прокурор попросил для Романа семь лет лишения свободы, для Ларисы — четыре года условно и крупный штраф.

— Подсудимый, вы желаете сказать что-нибудь в конце? — спросил судья.

Роман поднялся.

— Это всё она, — кивнул он в сторону Марины. — Она настроила против меня тестя, она всё подстроила. Я… я просто хотел сохранить семью. А она…

Он запнулся, понимая, как жалко звучит.

— Ваша честь, — вмешался адвокат, — мой подзащитный признаёт отдельные эпизоды, но просит учесть его положительные характеристики…

Судья выслушал всех, удалился в совещательную комнату.

Через двадцать минут вернулся.

— Суд постановил признать Киселева Романа Сергеевича виновным в совершении преступлений, предусмотренных статьями…

Слова «пять лет лишения свободы с отбыванием наказания в колонии общего режима» Роман словно услышал издалека. В голове стучало: «Пять лет. Пять лет. Пять лет…»

Все арестованное имущество постановили обратить в доход государства и частично — в счёт возмещения ущерба Марине Акуловой и сети пекарен.

Мать расплакалась, схватилась за сердце. Ей дали условный срок и крупный штраф.

Романа увели. На секунду он обернулся — искал глазами Марину, надеясь увидеть хоть какую-то жалость.

Но в её взгляде было только спокойствие.

Этап седьмой. Новая глава Марины

Прошёл год.

Утром в пекарне на углу центральной улицы пахло свежими булочками. На витрине золотом блестела вывеска: «Пышка в радость». Внутри за стойкой стояла молодая девушка-администратор, рядом в зале проверяла чек-лист сама Марина.

— Не забудь к обеду выставить новые пироги, — напомнила она. — И акцию с кофе запустите в соцсетях, как договаривались.

— Сделаем, Марина Андреевна, — улыбнулась девушка.

Марина прошла в небольшой офис на втором этаже. На стене — фотографии: отец с лопатой у первой пекарни, она сама в детстве рядом с огромной булкой, новый коллектив.

На столе лежал конверт из колонии. Письма от Романа приходили регулярно: сначала с угрозами, потом с просьбами «простить» и «поддержать морально», потом просто жалобные строчки.

Она раскрыла последний конверт, пробежала глазами пару фраз и молча отправила его в шредер.

Её жизнь больше не крутилась вокруг его ошибок.

Вечером она сидела в маленьком кафе неподалёку с Артёмом Костюком. Следователь оказался не только профессионалом, но и человеком, с которым можно говорить не только о протоколах. Они давно перешли на «ты», а пару месяцев назад начали встречаться.

— Слышала, Лариса Сергеевна квартиру свою продала, чтобы покрыть часть штрафа, — сказал он, помешивая чай. — Теперь живёт в съёмной «однушке».

— Это её выбор, — спокойно ответила Марина. — Я ничего для неё не делала. Ни плохого, ни хорошего.

— А ты не чувствуешь… ну, жалости?

Марина задумалась.

— Знаешь, нет. Жалость — это когда кто-то стал жертвой обстоятельств. А они обстоятельства создавали сами. Папа говорил: у любого действия есть цена. Они просто заплатили.

Артём кивнул.

— Ну, главное, что ты своё получила. Не только бизнес, но и свободу.

Марина улыбнулась.

— Свободу я получила в тот момент, когда вышла из суда после развода и не оглянулась. Всё остальное — приятный бонус.

Эпилог. Победитель и проигравший

В камере общего режима Роман Киселев сидел на верхней шконке и думал о том дне, когда стоял у дверей суда и громко хвастался в трубку: «Она подписала. Квартира и машина мои. Кредиты её».

Теперь кредиты погасили, продав всё, что он так жадно вырывал. Квартиры у него не было. Машины — тоже.

Была койка, форма, режим и время на размышления.

Каждые полгода он писал письмо Марине. То просил, то ругался, то клялся в любви. Ответа не приходило.

Где-то там, на воле, она управляла пекарнями, смеялась с новым человеком, пила кофе по утрам и больше не плакала из-за его выходок.

Он вспомнил слова, которые когда-то сказал матери по телефону: «Я же говорил, что всё будет по-моему».

Всё и правда стало по-его. Только сценарий дописал не он.

Иногда, поздними вечерами, когда тюрьма замирала, Роман вдруг ясно понимал: его «развод века» был не победой, а стартовой точкой падения. Если бы тогда он молча поделил имущество честно и отпустил Марину, возможно, жил бы сейчас в своей квартире, пусть и пополам.

Но жадность и презрение сделали своё дело.

В другой части города Марина закрыла очередной отчёт, вышла из офиса и вдохнула вечерний воздух. Над городом поднимался запах свежего хлеба — её хлеба.

Она не думала о Романе. Её жизнь шла вперёд.

И в этом была настоящая победа.